Дед служивший или дух бесплотный?
«Понимаешь, когда меня, военного пенсионера, везут в автобусе в окружении полицейских в бронежилетах и касках, мне это не нравится: я не жулик! Когда кормят тюремной баландой, а сапоги дают на три размера больше, это вызывает глухое раздражение. Но когда к нам, уже отслужившим взрослым мужикам, относятся, как к скотине, и врут в глаза, нас это злит и рождает вопрос: в той ли армии мы служим?
Владимир Пархомчик — коренной бердчанин, призванный на Дальний Восток в береговую охрану ФСБ на срочную службу. Когда срок вышел, он остался служить по контракту и служил до выхода на пенсию. Потом вернулся в Бердск. Уже три года на пенсии. Несколько недель назад из военкомата раздался звонок…
— Меня немного позабавил разговор, начатый с фразы «Владимир Павлович, вы не могли бы нам помочь?» — рассказывает Владимир Пахомчик. — Военком попросил принять участие в военных сборах для уже отслуживших. То есть он сначала потребовал. И на моё уточнение, что я уже военный пенсионер, несказанно удивился: «Как это может быть?! Вы же 82-го года выпуска! (В смысле — рождения.) Тогда, в свою очередь, удивился я. Как военный комиссар может не знать, что в армии такое бывает: срок по выслуге лет у военного наступает раньше, чем у гражданских. Вот тогда он, посмотрев моё пенсионное удостоверение, сменил требование на просьбу. «Всего на три дня», — он сказал. Я согласился.
— Тут-то и началась военно-туристическая романтика?
— Да, полные штаны военно-полевой романтики! Представь: к военкомату подтягиваются партизаны (так прозвали призванных на военные сборы военнообязанных), и у них выпадывает глаз, потому что автобусы стерегут полицейские, вооруженные, в брониках и «сферах».
Форму выдали не по размеру: один в штанах утонул, ходит по плацу, как недобежавший до сортира, у второго щиколотки голые сверкают. Сапоги у половины на несколько размеров больше, у другой половины — меньше; часть бойцов после первого же дня на «тапочный режим» перешла, ноги в кровь посбивав.
Еда — без куска мяса; суп — вода с луком и капустой — называлась борщом, пустая перловка и гречка — вторым. Да это всё мелочи жизни, не в жратве дело!
— В чём?
— Да в том, что нам врали всю дорогу! В военкомате врали: у людей военные билеты брали со словами «для уточнения данных» и не отдавали, заставляя ехать в партизаны. «Пригласили» на три дня, а едва приехали, полковник на плацу заявил, что будем «воевать» десять дней. В итоге на учениях мы пробыли пять суток. И каждый день менял дату, когда этот геморрой кончится. Обещали казармы — жили в палатках.
— Ну, а по сути-то что делали? Боеспособность каким образом укрепляли?
— Я думаю, что этого и никто из командиров не понял. Ощущение было, что им задачу максимум поставили: просто выдернуть из квартир батальон резервистов; проверить: возможно это или нет, в принципе. Как оказалось — можно.
Ну, а по сути, мы там только постреляли немножко. На второй день раздали нам оружие; кстати, в отличие от формы и обуви, новое, в смазке. Почистили мы его, пристреляли, потом поодиночно, поотделенно, повзводно стреляли. Метали гранатки. Но это нельзя назвать настоящими учениями! А неорганизованность просто вынесла весь мозг: мы пятьдесят процентов времени всех пяти дней просто стояли в строю на плацу. Не отдыхали. Не тренировались. Не учились. Стояли в строю! 21 век ***! ( Слово, которое употребил мой собеседник, не для печати — авт.)
Охраняли нас со всех сторон конные полицейские и грозного вида комендантский патруль в красных (не краповых) беретах. Говно милых полицейских лошадок с плаца за все пять дней никто ни разу не убрал, мы по нему браво маршировали с песнями и плясками.
И охраняли эти ребята нас так здорово, что мужики каждую ночь бегали за водкой в самоход. Парочка из них попалась. Слушай, их ведь примерно наказали — домой отправили. А на их место призвали других. Мне это напомнило пионерлагерь. Только в лагерях было побольше порядка.
— Ты же общался с другими партизанами: они одного возраста, родов войск?
— Да ни черта подобного! Все возрасты: от дембелей, ещё не отгулявших, до пенсионеров, вроде меня. Всех родов войск — с бору по сосенке. Глубокого смысла их гуртовать я не разглядел: у всех подразделений разные задачи, разная тактика, разная выучка. Я по своей военной специальности — старший радист, командир отделения и старший разведчик. Ничего не пригодилось — записали стрелком.
— Вот народ сходил сейчас на учения. Что дальше?
— А я знаю?! Там, на сборах, вышел один из командиров, сказал перед строем, что теперь три года нас трогать не будут. Перебил его полковник, комбат: «Ты потише обещай-то, потише, а то наобещаешь, а завтра мы их опять под ружье поставим».
— Вкупе с вооруженными полицейскими в оцеплении «поставить под ружьё» звучит двусмысленно…
— Думаю, на фоне гламурненьких картинок из современной армии с аппетитными поварихами, раздающими первое, второе и компот, отловить резервистов непонятно куда, на сколько и зачем в следующий раз будет труднее.
О-бя-за-ны! Какие вопросы?!
Военный комиссар Бердска Андрей Копачёв претензиям призванных на военные сборы очень удивился. «Какие вопросы у них могут быть о сроках, на которые их призывают? Они военнообязанные! Сказали — служить, значит, надо служить!»
Я попробовал объяснить, что претензия, собственно, не к срокам, а к введению людей в заблуждение: сказали, призывают на три дня, люди пробыли там пять дней. У всех работа. Руководство, сослуживцев они предупредили об отсутствии в течение трех дней.
— Это неправда. На сколько выдали им повестки, столько они там и пробыли. Всё в документах написано. И еще раз повторю: они военнообязаны. О-бя-за-ны. Не может быть никаких вопросов!
Особенно странный диалог с военкомом у меня сложился, когда я попытался объяснить, что герой моей публикации — не военнообязанный. Он военный пенсионер. Тем не менее, его тоже призвали.
— Владимир Пархомчик? Что вы мне голову морочите? Какой он пенсионер? Он — отслуживший срочную службу.
— Андрей Петрович, он был призван на срочную, остался на сверхсрочную, потом — контракт, а затем — пенсия.
— Да какая пенсия? Ну какая пенсия?! Он 1982 года рождения! Он что, военную пенсию получает?
— А что, так не бывает? За особые условия службы не засчитывают год за полтора, за два? За боевые — год за три?..
— Вот приходите ко мне лично: разберёмся. Конкретно.
Каюсь, конкретно разбираться в комиссариат я не пошёл. Конкретного заявления «Да какой он пенсионер?!» от военкома, в чьём ведении личные дела всех, кого будут призывать, кого уже призвали и кто уже своё отслужил, мне вполне хватило.
Фото из архива Владимира ПАРХОМЧИКА
